Для того, чтобы во всей полноте насладиться красотой этого сонета, нам нужно вспомнить о том, как устроена эта форма лирической поэзии. Сонет обязует поэта следовать довольно строгой — как внешней, так и внутренней — структуре. Сонет состоит из четырнадцати строк, которые в итальянском (петраркианском) сонете делятся на октаву (два катрена) и секстет (два терцета), а в английском (шекспировском), о котором пойдет речь, — на три катрена и куплет. Такое формальное деление задает внутреннюю форму и динамику сонета (смену его тона и настроения). Размер и система рифмовки тоже строго заданы: в итальянском это одиннадцатисложник и abba abba cde cde/cdc cdc, а в английском (у Шекспира) — пятистопный ямб и abab cdcd efef gg.
Сонет — не описательная, а дискурсивная поэтическая форма, то есть он содержит тему (тезис), которая развертывается в нем через внутреннее противоречие (антитезис) и его разрешение (в синтезе). В октаве (первых восьми строках) итальянского сонета нарастает напряжение, и в девятой строке происходит поворот — вольта — в сторону разрядки и снятия внутреннего конфликта стихотворения. В шекспировском сонете этот динамический закон изменяется. В нем часто просматривается вольта в девятой строке, но так как его структура не двухчастная (октава + секстет), а четырехчастная (три катрена + куплет), то отношения между каждым из катренов и ими вместе и куплетом становятся более сложными. Шекспир в своих 154 сонетах разработал большое разнообразие комбинаций этих отношений.
Если внимательно рассмотреть архитектуру любого сонета Шекспира и проследить динамику развития его темы, то можно обнаружить, как нетривиально работает замок сонета (
tie) — последние две строки стихотворения. По форме замок напоминает вывод логического умозаключения, а содержательно иногда воспроизводит некую общую истину, а иногда формулирует парадокс. Но у Шекспира замок всегда больше, чем просто вывод.
Давайте посмотрим, как устроен 18-й сонет. Этот сонет принадлежит к группе первых 126 сонетов, посвященных Другу, или прекрасному юноше (the Fair Youth). Слово
fair многозначно, и среди его значений есть «светловолосый», «белокурый», которое историки и критики воспринимают как указание на конкретного адресата этой группы сонетов — патрона Шекспира графа Саутгемптона. Для нас будет важно это слово, оно — одно из ключевых для сонета и повторяется в нем два раза на «повороте».
При чтении сонета препятствием могут стать используемые в нем архаичные грамматические формы, так что сразу разберемся, что
thou, thee и
thy — это падежные и притяжательная формы не используемого сейчас в английском местоимения «ты».
Thou art = you are; -
st — глагольный суффикс этой формы —
thou ow’st (you own, possess),
thou wander’st,
thou grow’st.
Hath — устаревшая форма
has.
Сонет открывается вопросом-предложением:
Shall I compare thee to a summer’s day? —и развертывается как логическое по форме обоснование неправомерности уподобления возлюбленного летнему дню. Но внутри этой логической формы живут и дышат расширяющиеся пространства метафор и головокружительные смены темпоральностей — преходящего, вечного и человеческого времени.
Shall I compare thee to a summer’s day? Thou art more lovely and more temperate: Rough winds do shake the darling buds of May, And summer’s lease hath all too short a date; Как замечает литературовед Хелен Вендлер, Шекспир берет «
summer’s day» как образец
summum bonum — величайшего блага, величайшей благодати, и для нас в наших широтах это так и есть, отсюда и наши жалобы на «неправильное» лето. Но мы грезим о некотором фантазийном летнем дне, идеальном кинематографическом кадре памяти, в котором все прелестно, все в меру —
lovely, temperate. «Правда» лета не такова, и лирический герой сразу отдает эти достоинства лета Другу. Обратим внимание на пунктуацию второй строки — в конце ее стоит двоеточие, открывающее перечисление аргументов в пользу превосходства Друга. Здесь же мы встречаем слово
lease, означающее аренду и договор о найме. Это очень шекспировская черта — привносить экономическую, морскую, политическую, юридическую лексику в лирику, создавая новые свежие метафоры, которые, к сожалению, часто исчезали из русских переводов, а вместе с ними и шекспировский дух времени. Арендный срок лета слишком короток: кто арендатор и что арендует? Три месяца летней благодати мы арендуем у Земли и Солнца, у Жизни (как вариант).
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimm’d;
And every fair from fair sometime declines,
By chance, or nature’s changing course untrimm’d; Во втором катрене мы видим смещение и одновременно укрупнение масштаба летних «агентов». Если в первом четверостишье речь идет о месяце (
May) и сезоне (
summer), то во втором — это уже само светило (
heaven’s eye) и его помрачившийся лик и вся природа в целом с ее законом случая и изменений, в котором любая красота время от времени отклоняется от самой себя (
every fair from fair sometimes declines), как корабль отклоняется от курса. Здесь в сонет снова врываются реалии шекспировской Англии — морской державы. Слово
untrimmed в морской лексике означает несбалансированное судно или применяется к парусам, неверно установленным по отношению к ветру. Эта метафора усиливает идею непостоянства природы.
But thy eternal summer shall not fade,
Nor lose possession of that fair thou ow’st;
Nor shall death brag thou wander’st in his shade,
When in eternal lines to time thou grow’st:
В этом катрене мы явно видим вольту, поворот к антитезе изменчивому лету природного мира — вечному лету Друга в вечных строках поэзии. Модальный глагол
shall звучит повторяющимся обещанием: красота твоя не померкнет, Смерть не похвастается твоим присутствием в его (
his) царстве теней. Казалось бы, простое противопоставление «изменчивое — вечное», но уже в этом катрене мы видим смягчение жесткой дихотомии. В четвертой строке катрена «
When in eternal lines to time thou grow’st» вечное (
eternal) соседствует с временным (
to time) — пока ты процветаешь (растешь, как летние цветы) в вечных строках до времени. До какого времени?
So long as men can breathe, or eyes can see,
So long lives this, and this gives life to thee.
Замок сонета снимает резкую дихотомию «преходящее — вечное», вводя третью категорию «умеренной вечности» — вечности не только живого и дышащего, но и читающего человечества. Здесь стоит обратить внимание на указательное местоимение «this». Вместо слов 'poetry' или 'verse' Шекспир использует перформативный — указующий — жест. Сонет указывает на самого себя, и это создает сильный эффект.
Пока есть читатель сонетов Шекспира, возлюбленному обеспечено вечное лето. Я бы переформулировала так: пока мы читаем сонеты Шекспира и вообще поэзию, нам обеспечено вечное лето, а вместе с ним и созерцание красоты лета невечного во всем его несовершенстве и неумеренности. И в помощь нам шекспировские метафоры краткосрочной аренды и морских
untrimmed парусов.
18-й сонет — один из самых известных и популярных сонетов Шекспира, так что существует огромное количество его интерпретаций, в том числе и музыкальных.
Я люблю, как читает сонет Дэвид Тенант с его шотландским акцентом:
https://www.youtube.com/watch?v=nD6Of-pwKP4 Для поклонников Тома Хиддлcтона:
https://www.youtube.com/watch?v=b6Q_Ioj6AhQ Дэвид Гилмор пропевает сонет:
https://www.youtube.com/watch?v=S8Osse7w9fs